Часть вторая: Трудное счастье и испытание на прочность - Ардебильский самородок - Кямал Ходжар оглы
В июне 1931 года в новом Родильном доме N°1 им. Крупской, практически рядом с их домом на ул. Красина, у Худжата и Шахбегим рождается первенец - любимая дочь отца Ругия. Я где-то читал, что девочка - это плод любви. Рождение Ругии, думается, подтверждает этот тезис. В нашем семейном альбоме была фотография годовалой Ругии: чудесная, полненькая, светленькая девчушка с бантиком. По рассказам мамы, папа души не чаял в дочке, ее буквально обожали соседи.
Как-то отец привез для малышки Ругии крохотного симпатичного ягненка. Девочка, играя с ягненком, на свой детский манер называла его "кузя-кузя", вместо гузу, что на азербайджанском означает, как известно, ягненок. После этого Кузя как бы стало вторым именем Ругии в детстве и подростковом возрасте, затем, когда она окончила школу и поступила в институт, ее естественно, так уже не называли.
Через два года, в августе 1933 года у мамы родился сын, которого назвали Сейфулла. В отличие от сестры, он рос худым и болезненным мальчиком. По признанию мамы, Сейфулла пожалуй единственный из всех ее восьмерых детей, меньше всех требовал к себе внимания, начиная с грудного возраста. Не был плаксивым, никогда не жаловался при любых обстоятельствах, всегда оставался покладистым мальчиком и выдержанным юношей.
Сейфулла с самого детства подавал хорошие надежды, а повзрослев стал звёздочкой, маячком, гордостью нашей семьи, ее наилучшим представителем. Он на редкость впитал с материнским молоком присущие родителям черты - серьезность, ответственность, огромный потенциал и способности отца, а также доброту, скромность и трудолюбие нашей мамы, ее природный ум и удивительный дар находить общий язык с людьми, не иначе, как врожденный дипломат. Парадоксально, невероятно - ему было предначертано быть дипломатом не только по рождению, но и по образованию, что привело его к трагической гибели далеко за пределами родины.
Вскоре, после рождения Сейфуллы папу направляют в Геокчайский район Азербайджана начальником Политотдела Машино-тракторной станции (МТС) этого района. Политотделы создавались для усиления партийного руководства и партийно-политической работы в деревне. Причем инициатива создания Политотделов принадлежала лично Сталину, который регулярно контролировал результаты их работы. Это говорит о том, что должность начальников Политотделов была очень ответственной.
В центре внимания политоделов стояла задача превращения колхозов в большевистские, а колхозников в зажиточных. Политотделы должны были повысить политическую роль и влияние МТС и совхозов на селе, улучшить политическую и хоз. работу партийных орг-ций в колхозах, МТС и совхозах, повести решительную борьбу с классово-враждебными элементами, усилить охрану соц. собственности, строго следить за выполнением колхозами и совхозами планов поставок продукции с. х-ва государству, развернуть в с. х-ве социалистическое соревнование и ударничество, повести решительную борьбу с пережитками капитализма в сознании колхозников.
Следует отметить, в конце 20-х - начале 30-х годов в Геокчае, как и в других регионах Азербайджана, где шла перестройка сельского хозяйства, складывалась непростая, даже напряжённая обстановка. В первые годы строительства колхозов в республике раскулаченные элементы нанесли огромнейший вред животноводству, уничтожив много скота. В период хлебозаготовок пролезшие в колхозы кулаки пытались срывать сдачу хлеба государству, чтобы нанести удар на основном, решающем фронте с. х-ва. Политическая близорукость и даже трусость местных партийных организаций, откровенно боявшихся вооруженных банд в сёлах ряда районов республики, способствовали вредительской работе кулаков и других антисоциалистических типов в колхозах. И такая ситуация была характерна для многих сельских районов СССР.
В этих условиях для выполнения задач, поставленных ЦК партии перед Политотделами требовались не только политическая подкованность, но и элементарная смелость. По воспоминаниям мамы, которая навестила отца в Геокчае, он, рискуя жизнью, верхом на лошади и с оружием в руках лично разъезжал по селам и контролировал перевод десяток мелкособственнических крестьянских хозяйств на путь колхозов, на путь социализма.
За два года начальник Политотдела Худжат Кули проделал большую работу и с честью выполнил поставленную перед ним задачу. Ему удалось устранить многие недостатки в работе колхозов, МТС и совхозов, вырастить новые кадры руководителей, укрепить в организационно-хозяйственном отношении колхозы, МТС и совхозы, очистить их от враждебных кулацких, вредительских элементов, а район - от вооруженных разбойничьих банд. У отца, безусловно, перед Геокчайском районом и ЦК Компартии республики были немалые заслуги, которые, к сожалению, забудутся после того, как он вынужден будет оставить партийно-хозяйственную работу.
За время нахождения мужа в Геокчае, Шахбегим более активно общается с женской половиной довольно приличной иранской диаспоры Баилова. С некоторыми из них она сблизится и они станут ее близкими подругами на всю жизнь: Анабегим, Сарфиназ, Ахия, Ханум, Сария. А их дети - нашими друзьями. Не будет преувеличением сказать, что из-за мягкого характера мамы, ее доброты, отзывчивости к ней тянулись не только близкие подруги, но и многие женщины по соседству. Когда мы уже жили на ул. Тимченко, я помню как к нам часто приходили соседки - Зиният-хала Алекперова, Салминаз-хала Рахманова, Махбуба-хала Зейналова, татарочка тетя Соня Бахтиева, армянка тётя Наташа Серебрякова и другие. Чудесное было время, наполненное какой-то удивительной теплотой и человечностью.
Вскоре женится ее брат Самед - коммерсант и бизнесмен от Бога. Таланты Самеда в этих областях сделают его одним из богатейших людей Баку. Его молодая жена Рубаба - прямая противоположность нашей мамы, на первых порах была в целом дружелюбно настроена к нашей семье. Однако в дальнейшем, она настраивала мужа против единственной сестры, сделала все возможное и невозможное, чтобы дети двух родственных семей, которые практически росли вместе, перестали общаться. Печально то, что, повзрослев, дети Самеда и Рубабы стали выяснять между собой отношения, доходившее даже до разрыва и вражды.
После возвращения из Геокчая отца назначают председателем райисполкома Сталинского района, охватывавшего огромную территорию от пл. Азнефть и Баилова до Бухты Ильича и поселка Шихово. Это был важнейший нефтяной и промышленный регион Баку, с большой революционной историей, хорошо ему знакомый. Ведь здесь он обрёл вторую родину после приезда из Ирана, здесь он начинал трудовой путь, формировался как личность и общественно-политический деятель. К тому же он жил в этом районе и хорошо знал его проблемы и потребности и, самое главное, - людей. Так что выбор Худжата на эту должность был вполне закономерен.
Ему предоставляют трехкомнатную квартиру в доме N°24 по ул.Ханлара, устанавливают дома телефон, прикрепляют персональный автомобиль в соответствии с новой должностью. Несмотря на прибавление в семье - в январе 1936 года у Худжата рождается второй сын - один из его братьев Амрулла с женой и детьми бесцеремонно просится переехать к нему на новую квартиру с удобствами. Отец не мог ему отказать и предоставил одну из комнат брату.
Второго сына назвали Явер. Он был очень непоседливый и гиперактивный ребенок, искавший, как говорится, приключение на свою голову. И нашел его в буквальном смысле слова: пролил на голову стоявшую на столе горячую кясу бозбаша. Из-за сильного ожога у Явера часть волосяного покрова правого виска оголилась, повзрослев, он вынужден был прикрывать его длинным локоном.
Отец любил брать с собой веселого, неугомонного и симпатичного Явера на различные мероприятия, на встречи с родственниками и друзьями, которые души в нем не чаяли. В нашем альбоме сохранилась фотография, на которой изображены отец, брат мамы Самед и их друг Саттар. На коленях у дяди Саттара сидит чертёнок Явер с цветком в руке. Очень милая фотография, Яверу там годика три-четыре.
Самед-даи как-то в гостях у нас на ул.Ханлара в шутку сделал замечание маленькому Яверу, мол, если не перестанешь баловаться, я побью твоего папу. Когда даишка прилёг отдохнуть, Явер взял нож на кухне и попытался его ударить. В этот момент проснувшийся Самед подставил руку, на которой оказался немалый порез от ножа. При этом он обнял испугавшегося малыша и не позволил отцу его наказать. Когда у Самеда спрашивали про перевязанную руку, он на полном серьёзе отвечал, что "его зарезал племянник" - баджим оглы бычаглаиб. Можете себе представить, какова была реакция у окружающих.
Тем временем, отец окунается в новую ответственную работу в райисполкоме. Сталинский район - один из передовых районов Баку, по нему в то время во многом судили о развитии столицы в целом, уровне благосостоянии трудящихся, обеспеченности жильем, его справедливого распределения - важнейший критерий работы исполнительной власти, ее открытости, непорочности и незапятности.
По рассказам нашей мамы, в деликатном вопросе распределения жилья отец был безупречным. Он мог бы воспользоваться служебным положением и спокойно записать пару квартир на своих родственников, что сейчас без зазрения совести делают нечистоплотные чиновники от исполнительных органов. Громадная связка ключей от десяток и сотен квартир большого района в руках нашего отца была предназначена в первую очередь для нуждающихся в жилье, передовиков производства, инвалидов. Отец в этом вопросе придерживался объективности и порядочности, так как на собственной "шкуре" испытал что такое отсутствие нормального жилья.
С этих позиций отец подходил и к другим компонентам сложной и разнообразной работы в исполкоме. Следует сказать, что он представлял собой такой тип партийца, для которого социализм ассоциировался прежде всего с честностью, неподкупностью и нравственностью. Более того, он был чрезвычайно благодарен советской власти за те невиданные возможности, которые она открыла для простого паренька из Ирана. Отвечать этой власти нечистоплотностью, нечестностью для Худжата означало предательством самого себя.
За ответственной работой и занятостью отец не забывал и про семью, которая к тому же увеличилась: в сентябре 1938 года мама родила девочку, названную Эльмирой. На время летнего зноя он вместе с Самед-даи снимал домик для двух семей в горном селении Алты-Агач в ста километрах от Баку, где проживали в основном молокане.
Село Алты-Агач расположено на территоррии Хызинского района в лесистой местности, неподалеку от одноименного национального парка «Алты-Агач», в долине реки Атачай. Сегодня национальный парк еще называют "Дженнет багы" - "Райский сад". 90% территории заповедника занимают леса, а создан он для предотвращения эрозионных процессов на юго-восточных склонах Большого Кавказа и сохранения редких видов животных и растений.
Немного истории: как и в других молоканских селах Азербайджана в Алты-Агаче, начиная с первой половины XIX века, собрались переселенцы с разных уголков южных губерний Российской Империи. Причем, по мнению историков, Алты-Агач был первым селом русских переселенцев в Азербайджане. Мама рассказывала о том, что "молоканский след" было видно сразу при въезде в село. Белые дома с голубыми наличниками и галереями - это типичные молоканские жилища.
Две родственные семьи вплоть до конца 30-х годов регулярно отдыхали в Алты-Агаче, спасаясь летом от сухого и жаркого климата пыльного Апшерона. В это время у Самеда-даи уже были две дочери - Гюльзар и Франгиз. Справедливости ради стоит отметить, что они, прежде всего младшенькая Франгиз, любили бывать у своей бибишки Шахбегим, особенно когда мы жили на ул. Тимченко, где был большой двор с кучей детей. Кстати и последующие дети Самеда-даи немало времени проводили у наc, пока их мать, фактически обезумев, окончательно не взяла бессмысленный, бесчеловечный курс сделать двоюродных братьев и сестер фактически посторонними людьми.
Вторая половина, особенно конец, 30-х годов оказались весьма непростыми для отца, как и для многих ответработников. В этот период произошли события, потребовавшие от него принятия очень сложных, порой рискованных решений, от которых зависела не только его работа, но и жизнь, а также судьба семьи и детей. Именно в этот период Сталин решает окончательно расправиться со своими оппонентами в партии и государстве. Для этого был удобный повод: убийство С.М.Кирова в декабре 1934 года и объявление "стрелочниками" в этом преступлении так называемую "правую оппозицию".
В 1937 году в Москве завершил работу трибунал по делу "право-троцкистского блока", который приговорил к расстрелу бывших соратников Сталина. В стране началась волна массовых арестов и репрессий в отношении партработников, военачальников, представителей интеллигенции. Кампания чисток продолжилась и в 1938 году.
Не обошло это и Азербайджан, где начавшиеся репрессии под различными предлогами, сопровождались давлением на так называемых "лиц без гражданства", большинство которых составляли выходцы из Ирана. Перед ними была поставлена дилемма: или берите советское гражданство или уезжайте назад в Иран. Но при этом время на приобретение гражданства не оставляли.
Два старших брата Худжата Кули, которые в отличие от него вовремя не оформили советский паспорт, предпочли вернуться в Иран и в конце 1937 года они, как и тысячи других иранских азербайджанцев, проживавших в Азербайджане без гражданства, были пароходами высланы из Баку. Вынуждены были вернутся в Иран и родные нашей мамы: отец, мать, один из двух братьев - Агабаба и младшая сестренка-школьница.
В складывающихся обстоятельствах отец посчитал несовместимым нахождение в рядах партии, имея родственников за границей. В советское время вплоть до горбачевской перестройки наличие родственников за границей закрывало путь к руководящей работе и загранкомандировкам.
Сообщив в местную парторганизацию о том, что его братья отбыли в Иран, отец таким образом прекратил своё членство в партии и соответственно деятельность на посту председателя райисполкома. Оперативный выход из партии помог отцу избежать более серьезных последствий, так как фактически обезоружил своих недругов, пытавшихся доносами приписать ему якобы симпатию к Троцкому. К сожалению, его двоюродный брат Эйнулла, работавший секретарем парткома на одном из промыслов "Сталиннефти" был арестован и сослан в Сибирь по ложному обвинению в троцкизме. В конце 50-х годов реабилитирован и вернулся в Баку. Его лагерные рассказы заслуживают отдельной книги.
На первый взгляд складывается впечатление о том, что старшие братья отъездом в Иран исковеркали служебную карьеру отцу. С другой стороны, останься они навсегда в Баку, ещё неизвестно, удалось бы отцу избежать тогда безжалостных сталинских репрессий, несмотря на честное выполнение профессиональных обязанностей.
Думается, что в это сложное и грозное время, отец меньше всего думал о карьере, а прежде всего о своей семье и детях. Он своим пытливым умом сумел разобраться в изощренной политической конъюнктуре того времени, почувствовал откуда дует опасный ветер и молниеносно отказался от привилегий ради безопасности семьи.
Так драматически завершилась деятельность ардебильского самородка Худжат Кули на партийно-хозяйственном поприще. А ведь ему было всего лишь 33 года. Он ещё далеко не исчерпал свой потенциал, несмотря на отсутствие серьезного образования, которое заменят природный ум, талант организатора, умение работать с людьми. Несмотря на молодость, за плечами у него успешная профсоюзная и партийная работа, он полон сил и энергии работать дальше и приносить пользу. Однако новый строй, в который он верил и отдавал свои силы, на практике оказался совсем иным.
В его неоднозначной судьбе, как и во многих других судьбах того времени отразилось заложенное в социалистическом строе глубокое противоречие: невиданные доселе возможности для раскрытия потенциала и способностей простого человека, с одной стороны, и превосходство партии и государства над личностью, превращение ее из цели в расходное средство, с другой стороны. Известно, что Сталин часто употреблял русскую пословицу «Лес рубят, щепки летят".
Это вопиющее противоречие социализма не хотели видеть и знаменитые писатели Запада, такие как Ромен Роллан и Лион Фейхтвангер, которые посетили в середине 30-ых годов СССР и встречались со Сталиным. Наиболее показательна в этом отношении книга Фейхтвангера "Москва, 1937", где он воспевает панегирик "вождю народов" и безапелляционно утверждает о том, что шпионская деятельность Пятакова, Радека и других подсудимых на московских процессах - чистая правда.
С этим противоречием и благодарностью к советской власти отец, как и многие советские люди, включая даже пострадавших от "рубки леса", проживет до конца жизни. Тем не менее, он разрешил это противоречие по-своему: не захотел и смог не стать "щепкой".
События конца 30-х годов продемонстрировали немаловажную особенность характера отца - силу духа, способность выстоять и не сломаться под натиском неблагоприятных обстоятельств и, что немаловажно, не озлобиться, не кивать на несправедливость фортуны, не искать виноватых. Нет сомнения, что он черпал силы в семье, детях, в верной и надёжной жене, делившей с ним радости и невзгоды, способствовавшей пережить превратности судьбы, которую он уже не отделял от Баку, от родного Сталинского района.
С другой стороны, оставление ответственного поста, который отнимал чересчур много времени, дало возможность больше внимания уделять семье, детям. И он с головой уходит в семейные дела, наслаждается детьми, которых очень любил. Жизнь начинает приобретать новые краски, приносить новые эмоции, даже несмотря на то, что уже нет персонального автомобиля и домашнего телефона. Зато улучшаются бытовые условия: в квартире освобождается комната, которую занимал уехавший в Иран его брат.
Однако, семейная идиллия продолжалась недолго. Папу и маму подстерегает ещё одна несправедливость. Лишением автомобиля и телефона власти не удовлетворились "отблагодарить" Худжата Кули за то, что не воспользовася служебным положением в личных целях, будучи председателем райисполкома.
Несмотря на большую семью, его цинично уплотнили в жилье, подселив соседа. Он перед самой войной предпочел оставить хорошую трёхкомнатную квартиру со всеми удобствами на ул.Ханлара и переехать в отдельную квартиру по ул.Тимченко, хотя в доме старой постройки и с худшими условиями, где соседи были практически все русские. Но напротив стоял дом офицерского состава флота, командование которого вскоре организовало во дворе летний пионерский лагерь городского типа - знаменитый на весь Баилов. Это обстоятельство несколько сглаживало неудовлетворенность родителей бытовыми условиями.
На ул.Тимченко семья Худжата Кули переезжает в увеличенном составе: в январе 1941 года родился сын, его назвали Рамиз - будущий футболист, с добрым сердцем, щедрой натурой и сложным, упрямым характером. Именно этот характер и не позволит Рамизу добиться наибольших успехов в спортивной карьере.
Вскоре Худжат отбывает на фронт и Шахбегим, у которой к этому времени уже пять детей, остаётся практически одна. Ее брата Самеда также призывают в армию и он будет служить в советских войсках, находившихся в Иране в годы войны.
Мама не любила распространяться о военных годах. Она лишь поведала о том, что вынуждена была продать все имевшиеся у нее небольшие драгоценности, чтобы держаться на плаву. А держаться одной ей пришлось, ни много ни мало, до 1944 года, пока отец не вернулся с проклятой войны.
Длительное отсутствие мужа в условиях напряжённого военного времени, когда нефтяной Баку, обеспечивавший Красную Армию топливом, фактически был фронтом, было для мамы серьезным испытанием, потребовало от нее, как и от многих азербайджанских женщин, неимоверных усилий для сохранения самого ценного - семьи и детей. Эти годы безусловно закалили маму, укрепили, и без того сильный от природы, характер, несмотря на молодость сделали ее ещё мудрее.
Шахбегим, или как называли ее русские соседи Шафига, была необыкновенной труженицей. Меня потряс ее рассказ о том, что для неё была нормальной ситуация, когда, к примеру, она, уложив спать детей, начинала стирать и не замечала, как наступал рассвет. Сколько силы было в этой героической матери, которая, кстати, имела медали "Материнская слава" трёх степеней.
На фронте - в горячих Воронежской и Курской областях - отец служил в автороте, водил американский грузовик "Студебеккер". Получил увечья, но не боевые: тяжёлый капот грузовика оторвал фалангу указательного пальца правой руки; во время очередных погрузочных работ огромное бревно сломало ногу. В результате был комиссован в 1944 году. После войны, он до самого конца жизни так и продолжил работать водителем.
Вернувшись с фронта, отец сделал себе подарок: в декабре 1944 родился ещё один сын. Его назовут в честь турецкого писателя-коммуниста Назыма Хикмета. (Кстати, меня отец назвал в честь Кемаля Ататюрка. Когда я работал в Турции, местные бизнесмены в шутку называли меня Кемаль Атаазер, что, конечно же, было перебором).
Мой брат Назим был старше меня на шесть лет. В мою детскую память врезался один случай, связанный с Назимчиком. Так получилось, что нам вместе делали обрезание. Причем он уже был относительно большой для этой весьма болезненной процедуры - ему было 12 лет, а мне, соответственно, - шесть. Я хорошо помню, как Назим, которому первому сделали операцию обрезания, жалея меня, кричал: "Не делайте Кямалу", "Не делайте ему!" Таким образом, он пытался, уберечь меня, младшего братика, от страданий и боли.
Этот незабываемый эпизод - лучшая характеристика Назима. Добрейший, улыбчивый, трудолюбивый, преданный семье и ее традициям. Он, к величайшему сожалению и нескончаемой боли всей нашей семьи, ушел из жизни таким же молодым, как и Сейфулла. Они очень были похожи по характеру: оба солнечные, всегда улыбающиеся, мягкие, доверчивые, трогательно относящиеся к маме.
Ещё один немаловажный штрих к пониманию того, каким был Назим, как он видел себя в жизни. Он очень хотел стать водителем, пойти по стопам отца, который, в свою очередь, всегда был категорически против того, чтобы кто-либо из сыновей сел за руль. Но Назим твердо был убежден в том, что все же один из сыновей должен продолжить профессию отца. Об этом он говорил неоднократно маме, которая с пониманием относилась к стремлению сына.
Перед армией Назим попросился в военкомате на курсы военных водителей, но скрыл это от отца, чтобы не расстраивать его. Все же папа тогда уже болел астмой. Вернувшись из армии в 1966 году, Назимчик связал свою судьбу с автомобилем. И он был водителем от Бога, таким же, как и его отец, который так и до самой смерти в 1967 году не узнал о том, что один из сыновей продолжил его дело.
Я несколько забежал вперёд в своём рассказе о нашей семье. Думаю, не обязательно придерживаться строго хронологии, главное не упустить самое ценное, самое существенное - то, что делает семью настоящей семьей, что объединяет родителей и детей. А для нашей семьи это было очень важно. Так было заложено папой и мамой.