Державин Гавриил Романович. Биография
3 июля 1743 года в семье мелкопоместных дворян родился великий русский поэт Гавриил Романович Державин. Его отец, Роман Николаевич, был армейским офицером, жившим то в Ставрополе, то в Яранске, а затем и в Оренбурге. Несмотря на то, что родители будущего поэта не получили образования, для своих детей они желали лучшего. Державина, который в раннем детстве был хил и слаб, отдали в учение сначала к «церковникам», научившим его чтению и письму, а затем, уже в Оренбурге, - в пансион Розе, немца и, по словам поэта, «круглого невежды». Державин обучался в пансионе четыре года, и за это время, будучи одаренным ребенком, приобрел неплохое знание немецкого языка.
В возрасте одиннадцати лет он потерял отца, и семья оказалась в бедственном положении. Фекла Андреена, мать Державина, обивала пороги судий, которые не желали ее слушать и «с жесткосердием ее проходили мимо». Эти детские впечатления раз и навсегда определили отношение Державина к «людям неправосудным и притеснителям сирот» и сделали из него вечного защитника «правды» - одной из ключевых идей его творчества.
После переезда в Казань Фекла Андреевна сначала поручила обучение своих детей учителям, которые были не лучше Розе - сначала гарнизонному школьнику, а потом - артиллерии штык-юнкеру. Когда в 1759 году в Казани открылась гимназия, Державин вместе с братом оказался в составе ее учащихся. Можно сказать, что им снова не повезло, о чем писал и сам поэт - их с братом учили едва ли «с лучшими правилами», чем раньше. Обучение заключалось в выучивании наизусть и воспроизведении по памяти учительских лекций, а также разыгрывании трагедий Сумарокова, фехтовании и танцах. К наукам учащихся почти не приобщали. За время учебы Державин углубил знания немецкого языка и открыл в себе любовь к черчению и рисованию, а недостаток полноценного образования восполнял отчасти чтением. В гимназии будущий поэт пробыл вплоть до начала 1762 года, когда его, за два года перед этим записанного в гвардию, вытребовали на службу в Петербург.
В марте 1762 года Державин, для которого наступила самая, по его воспоминаниям, безрадостная пора жизни, был уже в солдатских казармах. Постоянно занятый тяжелой работой и помещенный среди невежественных солдат, он направил свою энергию и любознательность в неверное русло - пристрастился к азартной карточной игре. Он проигрывался в пух и прах: живя во время отпуска в Москве, он проиграл деньги, которые мать прислала ему на покупку имения. Державин проводил дни и ночи, ездя по игорным заведениям и знакомясь с игроками, у которых учился разным фокусами и трюкам: как подбивать новичков входить в игру, как мошенничать за карточным столом и подбирать карты. Впрочем, по словам самого поэта, он не доходил до предательства или воровства, а когда заканчивались деньги, находил в себе силы не играть в долг и старался соблюдать данное слово, чем зачастую не могли похвастаться его товарищи, подверженные тем же пагубным привычкам, что и он.
Со временем в Державине возобладала любовь к словесности и поэзии. Он вспоминает, что, когда деньги совсем кончались, и жить было не на что, он сидел взаперти на хлебе с водой и писал стихи. Поэтический дар проявился в нем достаточно рано - еще в гимназии, когда он, будучи совсем юным и очень впечатлительным, поддался очарованию читаемых в огромном количестве книг, - и с поступлением на службу Державин не бросал своего давнего увлечения. Только поступив в армию, он записал в стихотворной форме рассказы солдат о каждом из гвардейских полков - «площадные прибаски». При углублении своих поэтических навыков Державин равнялся на таких авторов, как Сумароков и Ломоносов, а практические знания черпал из книги Тредьяковского о поэзии. Кроме того, в том же полку, где служил Державин, был прапорщиком некий Козловский, человек с литературным вкусом и определенным дарованием, литературные опыты которого очень нравились Державину «легкостью слога» автора. И хотя казарменный быт не оставлял никакой возможности систематически заниматься самообразованием, он использовал каждую свободную минуту ночей, когда все вокруг спали, для того, чтобы читать все подряд случайно попавшие ему книги, будь они немецкими или русскими, и открывать для себя все новых авторов.
В это время Державин познакомился с такими авторами, как Клейст, Геллерт, Гагедорн, Галлер, Клопшток, и попробовал себя в качестве переводчика, взявшись за стихотворные переложения «Телемаха», «Мессиады» и других произведений. «Возгнушавшись сам собою», - как пишет Державин, он все-таки нашел выход для своих сил, в чем ему, как ни странно, помог крупный общественный катаклизм. Державина спасло восстание Пугачева. В 1773 г. главным начальником посланных против Пугачева войск назначили Бибикова. Державин, который к тому моменту уже пробыл солдатом десять лет и успел дослужиться до офицера, решился лично явиться к главнокомандующему до его отъезда в Казань и попроситься с ним на том основании, что сам родился в Казани. Бибиков исполнил просьбу Державина, и тот применил на службе все свое усердие и все таланты, какими только располагал. Державин смог завоевать расположение и доверие своего командира. Почти сразу после прибытия в Казань, Державин написал Речь, в которой представители казанского дворянства отвечали на рескрипт императрицы. Он отправился в Симбирск, Саратов и Самару с секретными поручениями.
Несмотря на усердие, работа Державина в годы Пугачевщины привела к крупным неприятностям, суду и могла окончиться еще хуже. Виной тому стала отчасти вспыльчивость самого поэта и, пожалуй, недостаток его «политичности». Суд над ним был через некоторое время прекращен, однако все заслуги и достижения Державина пошли прахом. Не смог он и вернуться в столицу, и следующие пять месяцев провел на Волге в праздности, создав, однако, в этот период свои «Читалагайские оды».
Вернувшись в Петербург, Державин, обойденный наградами, вынужден был сам хлопотать о милостях, что было неизбежно, ведь в годы Пугачевского восстания он многое потерял и в материальном плане. В его имении в Оренбурге около двух недель стояли 40000 подвод, которые везли войску провиант, причем солдаты совершенно разорили крестьян, съев не только весь хлеб, но и весь скот, который только смогли найти. Державину, как некогда и его матери, пришлось обивать пороги сильных мира сего: он подал две просьбы Потемкину, не раз ждал его в передней, даже подавал просьбу самой императрице и писал Потемкину новую записку. Лишь в феврале 1777 года Державин наконец получил своеобразную награду: его определили, как неспособного к военной службе и уволили в штатскую служба в чине коллежского советника, что совсем не отвечало его собственным ожиданиям, поскольку становиться статским советником он не хотел.
Вместе с тем, ему пожаловали 300 душ в Белоруссии. Державин написал по этому поводу «Излияния благодарного сердца императрице Екатерине Второй», по сути восторженный дифирамб в прозаической форме, но на самом деле все-таки счел себя обиженным. На тот момент ему куда больше везло в карточной игре: Державин осенью 1775 г. выиграл за карточным столом, имея с собой лишь 50 рублей, до 40 тысяч. Вскоре после этого он получил в Сенате видную должность, а в начале 1778 г. женился на шестнадцатилетней Екатерине Яковлевне Бастидон, которая происходила из семьи португальца Бастидона, служившего камердинером Петра III, и русской женщины, полюбив юную девушку с первого взгляда. Их брак оказался весьма счастливым. Внешняя красота молодой жены Державина сочеталась с веселым и кротким характером, любовью к тихой, домашней жизни и солидным багажом знаний. Она была достаточно начитана, разбиралась в искусстве, и сама им занималась, будучи особенно умелой в вырезывании силуэтов. Державин писал о ней в своих стихах и называл ее «Пленирою».
В 1773 г. Державин публикует в журнале «Старина и Новизна» Рубана свое первое произведение - переведенный с немецкого отрывок «Метаморфоз» Овидия под названием «Ироида, или Письма Вивлиды к Кавну». Ни это произведение, не следующую свою работу, оду на бракосочетание князя Павла Петровича, Державин не стал подписывать своим именем. Хотя в подзаголовке «Оды...» он написал о ее авторе как о «живущем на берегу реки Ра» потомке Аттилы.
Около 1776 года Державин издает отдельной книгой свои Читалагайские оды 1774 года. Названы они так по имени горы Читалагай, возвышающейся на левом берегу Волги в 100 верстах от Саратова. Близ этой горы находилась одна из немецких колоний. В период Пугачевского восстания Державин находился там вместе со своим отрядом и случайно раздобыл в жителей немецкий перевод французских од Фридриха II. В свободные минуты он занимался переводом и переложил их в русской прозе. Примерно в то же время Державин написал ряд стихотворений, в числе которых отметим «На смерть Бибикова», «На знатность», «На великость» и другие. Все эти плоды своих литературных трудов Державин собрал и издал в своем первом сборнике.
Нужно сказать, что первые произведения поэта ему самому не особенно нравились. В них заметно отчетливо прослеживалось влияние творчества М. Ю. Ломоносова, и порой стихи Державина были прямым подражанием, как правило, неудачным. Их отличала высокопарность и вычурность, что, учитывая бедность содержания, неправильные формы и, в целом, устаревший язык, не шло им на пользу. Вместе с тем, в «Читалагайских одах» видны признаки и проблески поэтического дара Державина, которые сам он, впрочем, характеризовал как выраженные в «нечистом и неясном» слоге. Дмитриев писал, что автор книги «карабкался на Парнас».
В 1778-79 гг. происходит перелом в литературной деятельности поэта. Державин сам отмечает этот период как переход на новый уровень мастерства - от первых поэтических опытов к позднему, уже самостоятельному и более зрелому творчеству. Он отмечает, что, руководствуясь наставлениями Тредьяковского и стремясь подражать Ломоносову, но, не имея его таланта, не мог добиться желаемого в своих ранних стихах.
Обладая совсем другим образованием и не умея, как Ломоносов, писать стихи изящные словесные конструкции, известные своими «великолепием и пышностью», Державин, в конце концов, выбрал другой путь, руководствуясь теперь советами своих друзей, которые были моложе него, но лучше образованы (это были В. В. Капнист, Хемницер и Н. А. Львов) и наставлениями Баттэ. По теории последнего, поэзия должна, во-первых, «подражать» природе, а во-вторых - «поучать» и «нравиться». Державин усвоил такой взгляд на поэзию в полной мере. Помогли ему и замечания Капниста, который хорошо знал теорию искусства и нередко правил державинские стихотворения, указывая другу на ошибки и шероховатости.
Еще один друг, Н. А. Львов, имел славу русского Шапелля. Воспитанный на произведениях итальянской и французской классической литературы, тяготел к шуточной поэзии и ценил в стихах естественность и простоту. Он и сам писал стихи такого рода, обращаясь к народному творчеству и отличаясь оригинальностью в своих литературных взглядах, не боясь отстаивать свою позицию, нередко противоречившую общепринятому мнению. Так, он признавал заслуги Ломоносова, но говорил и об «увечьях», которые тот нанес русскому языку. Наконец, Хемницев принадлежал тому же направлению.
При сравнении ранних стихов Державина с более поздними, написанными с 1779 г. и впоследствии, очевиден огромный рост литературного мастерства Державина. Его первая «зрелая» ода - «Успокоенное неверие» (1779 г.). Примерно в то же время была издана ода «На смерть князя Мещерского» (1779 г.), впервые прославившая Державина и поразившая читателей звучностью и силой стиха, а также лаконичностью его поэтического выражения. Чуть позднее в том же году свет увидела ода «На рождение в севере порфирородного отрока», которая своей игривостью выделялась из большинства современных ей од, тяжеловесных и высокопарных, и прекрасно отражала своим содержанием лучшие тенденции и стремления времени. Ода «Властителям и судиям» 1780 года, которая была написана как подражание псалму и была удивительна своей силой и смелостью, почти навлекла на Державина немилость императрицы. Примерно тогда же поэт опубликовал оды «На отсутствие ее величества в Белоруссию» и «К первому соседу».
В этот период поэзия Державина становится более богатой и содержательной, более разнообразной и увлекательной, в то время как форма стиха развивается и совершенствуется. Оставив стремление к великолепной и пышной поэтической речи, свойственной Ломоносову, Державин берет картины и образы, воплощаемые им в стихах, из жизни, нередко - из быта. Изящество слога совмещено с сатирическим и юмористическим тоном стихов, а поэт пользуется народными выражениями и оборотами. Современники единогласно решили, что написанная им в 1872-м году «Фелица», опубликованная годом позднее, открывает «новый путь к Парнасу». Бурный восторг, который она вызвала у читателей, сравним, пожалуй, с одой Ломоносова «На взятие Хотина», появившейся за сорок лет до «Фелицы». Прежний высокопарный язык од уже наскучил современникам, им хотелось не «бумажного грома», им хотелось чего-то свежего и непохожего на прежний стиль. В «Фелице» Державин заставляет ложноклассический тон, присущий русской лирике XVIII века, уступить под натиском живого поэтического языка, слога новой, более реальной поэзии. Кроме того, ода имела параллели с реальностью, намекала на известные обстоятельства и имела насмешливый тон. Яркий идеал монархини, отстаивающей ценности гуманизма и преобразующей общества, был привлекателен и ясно свидетельствовал о желании Державина видеть на престоле «человека». Легкость стиха в оде тоже, как казалось современникам, знаменовала собой наступление нового периода в развитии поэзии. Публикация «Фелицы» даже послужила поводом основать новый журнал, который получил название «Собеседник любителей российского слова».
Державин некоторое время служил в Сенате. Очень скоро у них с генерал-прокурором Вяземским испортились отношения, в чем, судя по всему, сыграла некоторую роль женитьба поэта. Дело в том, что Вяземский имел собственные планы на семейную жизнь Державина и намеревался выдать за него свою родственницу, однако большинство причин носили все-таки служебный характер. Так, Державин должен был составить роспись расходов и доходов на грядущий 1784 год, а Вяземский не желал этого делать и хотел взять прошлогоднюю табель, что было совершенно невозможно, поскольку по итогам ревизии стало очевидно, что доходы государства по сравнению с прошлым годом значительно возросли. Поэт утверждал, что князь Вяземский не прав, а его требования незаконны, а ему возражали. Опираясь на букву закона, Державин настоял на новой росписи, в которой была бы очевидна разница в доходах. Этот эпизод стал первым случаем открытой борьбы «за правду», которую поэт вел и впоследствии, и которая привела его к выводу, что жить там, где правда не в чести, он не может.
Державин должен был уйти в отставку в конце зимы 1784 года, но спустя несколько месяцев его назначили олонецким губернатором. Вяземский насчет этого заметил, что «разве по его носу полезут черви», если поэт долго продержится на месте, и оказался прав. Не успев приехать в Петрозаводск, Державин испортил отношения с наместником края по фамилии Тутолмин, и не прошло и года, как Державина перевели в Тамбов. Здесь он тоже пробыл недолго. В своих «Записках» он достаточно много пишет о своем губернаторстве в Тамбове, что свидетельствует о его горячем желании принести пользу и об энергии, которую он направлял на благо подведомственной территории. Он, очевидно, стремился распространять образование в тамбовском обществе, которое на страницах записок сравнивал с диким и темным дремучим лесом. Державин достаточно подробно рассказывает об устраиваемых его женой танцевальных вечерах для молодежи Тамбова, о классах арифметики, грамматики и геометрии, которые в другие дни проходили в губернаторском доме, и о том, как она способствовала воспитанию в местном обществе музыкального вкуса и итальянского пения, а также об открытии первых в городе типографии, народного училища, о городском театре и о других эпизодах его жизни и службы в Тамбове. Огромные кипы бумаг, написанных рукой Державина, свидетельствуют о том, с каким усердием он взялся за службу губернатора.
Однако энергичность его достаточно быстро и здесь столкнула Державина с наместником. Появился целый перенесенных в Сенат дел. Вяземский, разумеется, не мог упустить случая поквитаться, и настроил Сенат в пользу наместника, успев притом так преподнести все императрице, что она приказала удалить Державина с поста губернатора Тамбова и подвергнуть рассмотрению обвинения, которые на него возвели. Затянулась длинная проволочка, когда дело, раз за разом, отлагали и отодвигали. Державин, приехавший в Москву на разбирательства, шесть месяцев «праздно» шатался по ней, и ждал, когда же, наконец, начнется рассмотрение выдвинутых против него обвинений. Наконец, решение сената состоялось. Оно отличалось крайней уклончивостью и, по сути, сводилось к тому, что раз уж Державин уже не занимает должность губернатора, то так будет и впредь.
Он поехал в Петербург в надежде «доказать императрице и государству, что способен к делам, неповинен руками, чист сердцем и верен в возложенных на него должностях», однако не добился ничего определенного. Императрица в ответ на его просьбу приказала сенату объявить словесное повеление, чтобы дело считать «решенным», а виновен Державин или нет, неважно. Вместе с тем, Державину от имени императрицы сообщили, что она никак не может обвинить в преступлениях автора «Фелицы», и ему приказывалось явиться на аудиенцию. Державин был изумлен. «Удостоясь со благоволением лобызать руку монархини и обедав с нею за одним столом, он размышлял сам в себе, что он такое: виноват или не виноват? в службе или не в службе?». Он вновь обратился с просьбой, попал на новую аудиенцию и снова ничего не добился. 2 августа 1789 г. вышел именной указ, повелевающий выдавать Державину «впредь до определения к месту» жалованье. Ждать нового назначения ему пришлось более 2 лет.
Заскучав в своей праздной жизни, он написал оду «Изображение Фелицы» и передал ее тогдашнему фавориту императрицы, Зубову. Поскольку ода понравилась, поэта стали привечать у Зубова и вообще заметили при дворе. Примерно тогда же Державин пишет еще две оды: «На шведский мир» и «На взятие Измаила»; особенно успешна была последняя. К Державину стали «ласкаться». Потемкин очень хотел дождаться хвалебных стихов в свою честь, да и Зубов от него не отставал, как пишет в «Записках» сам поэт. Оказавшись как между молотом и наковальней, Державин не мог понять, на что ему решиться и чью сторону принять, поскольку оба выказывали ему свое искреннее расположение.
В декабре 1791 г. Державина назначили на должность статс-секретаря императрицы. Это был знак необычайной милости ее величества, но служба вновь оказалась для него неудачной. Он не смог угодить императрице, и очень скоро она к нему охладела. Причиной ее «остуды» (по словам поэта) были взаимные недоразумения. Державин, став ближе к императрице, мечтал употребить свое положение в деле борьбы с возмущавшей его «канцелярской крючкотворной дружиной», осаждал императрицу с кипами бумаг наготове и требовал ее пристального внимания к таким сложным и запутанным делам, каким было дело Якобия (его привезли из Сибири в трех «кибитках, нагруженных сверху до низу»), или еще даже более сложное и щекотливое дело о банкире Сутерланде, в котором было замешано много придворных, и ход которому никто не хотел давать, прекрасно зная, что сама императрица Екатерина строгого расследования дела не желала.
От Державина императрица ждала совсем другого: она часто заводила с ним речь о стихах «и неоднократно, так сказать, прашивала его, чтоб он писал в роде оды «Фелице»». Державин пишет, что несколько раз принимался за это, запирался дома и старался выдавить из себя хотя бы строчку, но «ничего написать не мог». Прекрасно видя и понимая «дворские хитрости и беспрестанные себе толчки», он никак не мог собраться с духом написать императрице новую порцию тонких похвал, которые в изобилии были представлены в «Фелице», и о которых он писал, когда еще понятия не имел, каков настоящий императорский двор. То, что издалека казалось ему справедливым и божественным, что вызывало трепет и вызывали искреннее восхищение, в приближении показалось ему «весьма человеческим».
Державин «охладел духом» и понял, что своим горячим сердцем, стремящимся к справедливости, что он не сможет написать императрице ни одного хвалебного слова. То, что она руководствовалась политикой, а не справедливостью и истиной, казалось Державину неправильным и сильно его удручало. Его горячность, вкупе с отсутствием придворного такта, вредили ему ничуть не меньше, чем расхождения во взглядах с императрицей. Не прошло и трех месяцев со дня назначения Державина, как императрица уже жаловалась на своего нового статс-секретаря Храповицкому, говоря, что Державин лезет к ней «со всяким вздором». Кроме того, у Державина всегда хватало врагов, так что их козни тоже могли иметь место, и он, похоже, имел основания сказать в «Записках», что «неприятные дела» ему поручали именно с тем умыслом, чтобы он докучал ими императрице и впал в ее немилость.
Прослужив статс-секретарем в общей сложности менее двух лет, в сентябре 1793 года он получил назначение сенатором. Это назначение было почетным удалением от службы при государыне. Державин, как и ожидалось, скоро рассорился со всеми сенаторами. Несмотря на то, что он проявлял в службе усердие и ревность, присутствовал на заседаниях сената даже по праздникам и воскресеньям и постоянно просматривал толстые кипы бумаг, чтобы написать по ним заключения, державинское правдолюбие не оценили и тут. Его стремление к справедливости все чаще выражалось в грубых и резких формах, он становился все менее терпим. В начале 1794 г. его, сохранив звание сенатора, назначили на пост президента коммерц-коллегии. Эту должность, которая раньше была очень важна, теперь значительно урезали и даже предназначили к уничтожению, однако Державин не хотел знать новых порядков и очень быстро нажил и здесь новых врагов. Незадолго до смерти государыня Екатерина назначила поэта в комиссию, которая занималась расследованием хищений, обнаруженных в заемном банке. Это назначение было доказательством ее доверия к правдивости и бескорыстию Державина, несмотря на все их разногласия.
В 1793 г. скончалась жена Державина. Его душевное состояние отразилось в прекрасном стихотворении «Ласточка» (1794 г.). Однако уже через полгода Державин снова вступил в брак, в этот раз - на родственнице Капниста и Львова Дьяковой, к которой не испытывал глубокой любви. Державин боялся оставаться вдовцом, потому что одиночество, по его собственным словам, могло толкнуть его к распутству. Образ первой жены, любовь в которой он пронес через долгие годы, никогда не оставлял поэта.
В период с 1782 по 1796 гг. поэтический дар Державина подарил читателям наиболее блестящие образцы его творчества. К ним относятся: «Благодарность Фелице» (1783 года), которая содержала прекрасные поэтические описания природы; «Видение Мурзы» (1783 года, но изданное только в 1791 году), где поэт отвечает на упреки в лести; ода «Решемыслу» (1783 года), где Державин, намекая на Потемкина, живописует идеал настоящего вельможи; ода «На присоединение Крыма» (1784 года), написанная белыми стихами (что было так смело для того времени, что поэт в предисловии к оде даже оправдался за выбранные литературные средства).
Тогда же 1784 г. была окончена ода «Бог» (знаменитое произведение Державина, начатое еще в 1780 году) - среди всех духовных од поэта она является высшим проявлением его таланта. Эту оду перевели на множество европейских языков, включая английский, немецкий, французский, итальянский, латинский, испанский, чешский, польский, а также на японский язык. При это переводов на немецкий было сделано несколько, а на французский - и вовсе до 15. Ода «Бог» отражала в себе идеи деизма, которые в то время господствовали в обществе и вызвали к жизни многие произведения европейской литературы. К ним следует отнести оду Вольтера «Le vrai Dieu», которая, как и прочие подобные произведения, прославляла высшее существо. Общее сходство со многими западноевропейскими произведениями, заметное в предмете оды и отдельных мыслях, подавало повод к разговорам о заимствованиях Державина и о том, что «Бог» - это лишь подражание. Тем не менее, Я.К. Грот смог доказать полную оригинальность державинского произведения.
Державин почти не писал стихов в трехлетний период губернаторства. Упоминания достойны, пожалуй, лишь два его стихотворения 1785-1788 гг.: это «Уповающему на свою силу» (1785), которые было подражанием 146 псалму, с явными намеками на Тутолмина, и «Осень во время осады Очакова» (1788).
Известие о взятии Потемкиным Очакова вдохновило Державина на оду «Победителю», которую тот написал в начале 1789 г. Тогда же была создана им ода «На счастие», которая интересна своим шуточно-сатирическим содержанием. Она полна намеков на многие политические обстоятельства и на известные лица своего времени, теперь уже не всегда понятные. Оправдывая веселый, ироничный тон оды, Державин пишет в предисловии, что автор ее был «под хмельком».
В оде 1790 года «На взятие Измаила» впервые отчетливо видно влияние на державинское творчество Оссиановой поэзии. Тогда же было написано, отчасти в стихах, а отчасти - прозой, «Описание торжества в доме князя Потемкина по случаю взятия Измаила».
Когда пришла весть о смерти Потемкина в ноябре 1791 года, Державин сел за работу над одой «Водопад» и набросал к ней первый эскиз. «Водопад» был окончен только в 1794 году и стал блестящим апофеозом всего того, что в духе и делах князя Потемкина было по-настоящему достойно и заслуживало остаться в памяти потомков. Ода самим фактом своего существования и тоном, которым она написана, делает честь и Державину: он написал и издал ее тогда, когда большинство окружающих не стеснялись чернить память покойного.
Дальнейшие наиболее важные произведения Державина - это: оды «На умеренность» (1792 г.), в которой содержалось огромное количество намеков на положение, в котором пребывал Державин в годы служения императрице в качестве статс-секретаря; «Вельможа» (1794 г.), в основу которой легла ранняя ода поэта «На знатность», когда-то изданная в сборнике «Читалагайские» оды (посвященная в основном изображению Румянцева, эта ода изображает идеал истинного величия); «Мой истукан» (1794 г.), где поэт говорит о своем единственном стремлении «быть человеком»; «На взятие Варшавы» (1794 г.); «Приглашение к обеду» (1795 г.); «Афинейскому витязю» (1796 г.), где изображался А.Г. Орлов); «На кончину благотворителя» (1795 г.), в которой говорилось о смерти Бецкого); «На покорение Дербента» (1791 г.).
Когда в результате Великой Французской революции был казнен Людовик XVI, Державин написал ряд од и стихотворений, таких как «На панихиду Людовика XVI» (1793 года) и «Колесница». Стихотворения: «Гостю» (1795 г.) и «Другу» (1795 г.) стали наиболее ранними пьесами Державина, которые он выдержал в антологическом духе, с этого времени все более усиливающемся в его поэзии. Самый яркий и блестящий период поэтической деятельности Державина заканчивается его известным произведением «Памятник» (1796 г.), которое он написал в подражание Горацию, и где очень верно охарактеризовал свою собственную поэтическую деятельность и ее значение.
После смерти Екатерины и воцарения императора Павла поэт сначала подвергся гонениям, но написал оду на восшествие императора на престол и успел вернуть себе его расположение. Державину поручают почетные задания, делают кавалером мальтийского ордена (на это событие Державин написал особую оду), а кроме того - снова дают место президента коммерц-коллегии. Большая часть написанных Державиным в царствование Павла од посвящена подвигам Суворова и показывает сильное влияние поэзии Осианна. В то же самое время Державин увлекся и греческой поэзией, в первую очередь, Анакреонтом. Державин не знал греческого языка и часто обращался к львовскому переводу песен Анакреонта, изданному в 1794 году. Из оригинальных произведений Державина, созданных в этом направлении, были особенно популярны стихотворения «К Музе» (1797 г.), «Цепи» (1798 г.), «Стрелок», «Мельник», «Русские девушки» (все 1799 г.), а также «Птицелов» (1800 г.).
В 1804 г. Державин издал целый сборник «Анакреонтических песен». Собранные в нем стихотворения отличались легкостью стиха, простым, иногда народным языком, но их содержание из шутливого, зачастую, переходит в циническое. Пьесы этого времени не менее любопытны, поскольку в них видны «русские обычаи и нравы». Это такие пьесы, как «Похвала сельской жизни» (1798 г.).
При Александре I некоторое время Державин занимал пост министра юстиции (1802 - 03 гг.), но, в общем, эпоха изменилась, была ему чужой, и поэт отчетливо чувствовал это. Державин, не мучаясь сомнениями, выражал свое неодобрение преобразовательных стремлений молодого императора и открыто порицал членов его «Интимного комитета» - молодых советников, разделявших либеральные взгляды Александра I. В 1803 г. Державин получает отставку и поприветствовал свою «свободу» одноименным стихотворением «Свобода». Последние годы своей жизни (1803 - 1816 гг.) великий поэт провел в основном в деревне Званке, что в Новгородской губернии. Он описал в стихотворении «Званская жизнь» (1807 г.) свои занятия сельским хозяйством.
В 1804 г. началось увлечение Державина драмой. Он написал два больших драматических сочинения, предполагавших масштабную сценическую постановку с музыкой, речитативами и хорами. Первым из них стал «Добрыня» (1804 г.), а вторым - «Пожарский». Кроме того, из-под пера поэта вышли детская комедия «Кутерьма от Кондратьевых» (1806 г.); трагедии «Ирод и Мариамна» (1807 г.) и «Евпраксия» (1808 г.), «Темный» (1808 г.), «Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи» (так и не была закончена), также ряд опер. К сожалению, каждое из этих произведений оказалось заблуждением поэтического таланта, не более того. Эти опыты Державина Мерзляков остроумно назвал их «развалинами Державина». Действия и характеров в них нет, всюду видны несообразности, общая ложноклассическая постройка не подходит им, а язык кажется неуклюжим и тяжелым.
В 1809 - 1810 гг., находясь в деревне, Державин составил «Объяснения к своим стихотворениям», которые интересны и важны как для характеристики и изучения творчества самого поэта, так и для истории литературы в целом. «Объяснения» прекрасно дополняют «Записки» Державина, посвященные в основном его служебным отношениям. «Записки», нужно отметить, остались в своей черновой редакции, поэтому в них есть ошибки, резкости и неточности. Наша критика после появления в печати «Записок» (это произошло в 1859 г.) не учла этого. «Записки» были составлены Державиным в 1811 - 1813 гг.
Проводя в Петербурге зимы, Державин в 1811 г. основал вместе с Шишковым литературное общество, которое носило название «Беседа любителей российского слова», с которым вскоре вступил в борьбу молодой «Арзамас». Державин сочувствовал Шишкову, Державин, но не был и врагом Карамзина, да и вообще не был вполне чужд новому литературному направлению: история о том, как он отметил в Царскосельском Лицее гений юного А. С. Пушкина, и вовсе является хрестоматийной.
Державин умер 8 июля 1816 г. в деревне Званке. Его похоронили в Хутынском монастыре близ Новгорода, потому что поэту нравилось, как этот монастырь расположен. У Державина не было детей ни от первого брака, ни от брака. Его поэтический дар послужил развитию русской лирической поэзии XVIII в. Именно в его произведениях риторика начинала уступать место подлинному поэтическому слову, а великий русский поэт начал выражаться просто и понятно, быть ближе к жизни и ее радостям, горестям и проблемам.
Он первый из русских поэтов заговорил «забавным русским слогом», которого до него не знали оды и стихотворения. Державин тяготел к простым, чисто народным словам и выражениям, он брал из народной поэзии сюжеты и действующих лиц, обращался к народному быту, обычаям и нравам народа. Он расширил содержание поэзии, поставил поэта на почву современности, превратил торжественную оду в отзвук дня. Никто до него не приближался к своему времени так близко, как сделал это в «Фелицы» и последующих произведениях Державин.
На державинской поэзии отразился такой взгляд на литературу, который вообще господствовал в России на протяжение всего XVIII в.: «нерешительность, неопределенность идеи поэзии», как говорил Белинский. Державин то гордится званием поэта и видит в нем высшее предназначение, то смотрит на поэзию как на «летом вкусный лимонад». Как самому Державину, так и его современникам литературная деятельность далеко не всегда представлялась ответственным делом, важным и серьезным. «Дела» ценились намного выше «слов», именно поэтому у поэта, который был яростным правдолюбом и настоящим защитником истины, можно найти целый ряд произведений, где, как говорит сам автор, много «мглистого фимиаму». И именно поэтому борец за правду Державин не считал зазорным для себя порой «прибегать к помощи своего таланта».