Овидий «Метаморфозы»

Пушкин назвал Овидия наставником «в науке страсти нежной». В самом деле, большая часть творческого наследия (которое, по счастью, почти полностью сохранилось) этого крупнейшего римского поэта посвящена теме любви. Здесь и знаменитый лирический дневник «Любовные элегии», и еще более знаменитая «Наука любви» (с примыкающим к ней «Лекарством от любви»). «Наука» пользовалась у современников особым успехом (да и сегодня это наиболее читаемая книга Овидия): как же, это ведь стихотворный свод хитроумных наставлений (настоящий учебник!) — как шаг за шагом обольщать и соблазнять любимую женщину.

Любовная тема красной нитью проходит и через грандиозное творение Овидия «Метаморфозы» в 15 — и книгах. Отличие от других произведений лишь в том, что здесь любовью охвачены не обыкновенные люди, а боги и другие мифологические персонажи. Впрочем, и те и другие предстают перед читателем совершенно, как живые люди. По существу Овидию удалось создать подлинную энциклопедию античной мифологии: многие подробности сюжетов можно найти только здесь. Хотя по первоначальному замыслу поэт намеривался уделить внимание лишь разного рода превращениям — по-гречески метаморфозам (отсюда и название книги).

Превращениям подвержено все; у Овидия данное слово — попросту синоним понятий «творение» и «развитие»: Хаос превращается в Космос, глина в руках Прометея — в человека, боги — в различные существа (главным образом с целью удовлетворения своей любовной похоти), напротив, жертвы их преследования — в неодушевленные объекты (Дафна — в лавр, Сиринга — в тростник и т. д.).

С мастерством, доступным только великому мыслителю, рисует Овидий картины возникновения и становления Мироздания из первоначального Хаоса:

Не было моря, земли и над всем распростертого неба, — Лик был природы един на всей широте мирозданья, — Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой, Бременем косным он был, — и только, — где собраны были Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе. «…» Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило. Все еще было в борьбе, затем что в массе единой Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость, Битву с весомым вело невесомое, твердое с мягким… (Перевод — здесь и далее — С. Шервинского)
И вот Творец («бог некий — какой неизвестно») превращает первозданный Хаос в гармонию природы — со звездным небом, землей и покрывающими ее морями. Затем Прометей создает первых людей, наделив их разумом и жаждой познания:

«… Высокое дал он лицо человеку и прямо В небо глядеть повелел, поднимая к созвездиям очи».
На земле восцаряет золотой век — недосягаемый образец для всех последующих несовершенных общественных устроений. Да, было, оказывается, на земле время, когда люди жили в полном счастье и изобилии, не зная раздоров и войн:

Первым век золотой народился, не знавший возмездий, Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду и верность. Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали Грозных на бронзе; толпа не дрожала тогда, ожидая В страхе решенья судьи, — в безопасности жили без судей. «…» — Не окружали еще отвесные рвы укреплений; «…» Не было шлемов, мечей; упражнений военных не зная, Сладко вкушали покой безопасно живущие люди. «…» … Урожай без распашки земля приносила; Не отдыхая, поля золотились в тяжелых колосьях, Реки текли молока, струились и нектара реки, Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба…
Социальная гармония продолжалась долго, но не вечно. На смену безмятежному золотому веку пришли попеременно века — серебряный, медный и железный. Общество деградировало, вступило в полосу нескончаемых войн и беспрестанной борьбы за выживание. В конце концов, боги решили покарать человечество за нечестивость и обрушили на землю воды потопа. Погибли все, кроме двух праведников — сына Прометея Девкалиона и его двоюродной сестры и жены Пирры. Приходилось начинать все сначала. Последующие поколения людей возникли из камней: те, которые бросал через плечо Девкали-он, стали мужчинами; те, же, что бросала Пирра, превратились в женщин. Но золотой век уже не вернулся. Человечество сделалось таким, каким оно остается и по сей день — злобным и эгоистичным.

По коварству и изощренной жестокости боги не отставали от людей. На данную тему Овидий воссоздает множество картин, ставших хрестоматийными. Самая впечатляющая — история Ниобы и ее погубленных детей. Фиванская царица Ниоба имела многочисленное потомство (по одной версии — 12, по другой — 14, по третьей — 20 сыновей и дочерей) и как-то посмеялась над титанидой Латоной (греческая Лето), которая подарила Юпитеру только двоих детей — близнецов Аполлона и Артемиду. Оскорбленная Латона потребовала возмездия, и Аполлон с Артемидой безжалостно перестреляли из лука всех детей Ниобы. Обезумевшая от горя мать превратилась в камень, источающий слезы. Этот классический сюжет в гениальной переработке Овидия достиг высшей степени трагедийности.

Вот лишь несколько строк из обширного текста, где Ниоба молит Артемиду сжалиться над ней и сохранить жизнь хотя бы одной, последней, самой младшей дочери:

… Лишь оставалась одна: и мать, ее всем своим телом, Всею одеждой прикрыв: — «Одну лишь оставь мне меньшую! Только меньшую из всех я прошу! — восклицает. — Одну лишь!» Молит она: а уж та, о ком она молит, — погибла… Сирой сидит, между тел сыновей, дочерей и супруга, Оцепенев от бед. Волос не шевелит ей ветер, Нет ни кровинки в щеках; на лице ее скорбном недвижно Очи стоят; ничего не осталось в Ниобе живого.
«Метаморфозы» перенасыщены мифологическими образами, сюжетами и коллизиями. Овидий доводит свое беспримерное поэтическое повествование до величия Рима и триумфа Юлия Цезаря. Но заключительный аккорд связан не с богами и героями, а с самим автором. Продолжая традицию, начатую его великим современником Горацием, Овидий заключает свою поэму гимном в честь самого себя. Это тема «Памятника», вдохновившая впоследствии Державина и Пушкина. У Овидия она звучит так:

Вот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба Не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная старость. «…» Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким Я вознесусь, и мое нерушимо останется имя. Всюду меня на земле, где б власть не раскинулась Рима, Будут народы читать, и на вечные веки, во славе — Если только певцов предчувствиям верить — пребуду.