Бальзак «Человеческая комедия»

Бальзак безбрежен, как океан. Это — вихрь гениальности, буря негодования и ураган страстей. Он родился в один год с Пушкиным (1799) — всего на две недели раньше, — но пережил его на 13 лет. Оба гения отважились заглянуть в такие глубины человеческой души и людских отношений, в какие до них не был способен никто. Бальзак не побоялся бросить вызов самому Данте, назвав свою эпопею по аналогии с главным творением великого флорентийца «Человеческой комедией». Впрочем, с равным основанием ее можно назвать еще и «Нечеловеческой», ибо только титану под силу создать столь грандиозное горение.

«Человеческая комедия» — общее название, данное самими писателем, для обширного цикла своих романов, повестей и рассказов. Большинство произведений, объединенных в цикл, было опубликовано задолго до того, как Бальзак подобрал им приемлемое объединяющее название. Сам писатель так рассказывал о своем замысле:

Называя «Человеческой комедией» произведение, начатое почти тринадцать лет тому назад, я считаю необходимым разъяснить его замысел, рассказать о его происхождении, кратко изложить план, притом выразить все это так, как будто я к этому не причастен. «…»

Первоначальная идея «Человеческой комедии» предстала передо мной как некая греза, как один из тех невыполнимых замыслов, которые лелеешь, но не можешь уловить; так насмешливая химера являет свой женский лик, но тотчас же, распахнув крылья, уносится в мир фантастики. Однако и эта химера, как многие другие, воплощается: она повелевает, она наделена неограниченной властью, и приходится ей подчиниться. Идея этого произведения родилась из сравнения человечества с животным миром. «…» В этом отношении общество подобно Природе. Ведь Общество создает из человека, соответственно среде, где он действует, столько же разнообразных видов, сколько их существует в животном мире. Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, хотя и труднее уловимо, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и т. д. Стало быть, существуют и всегда будут существовать виды в человеческом обществе так же, как и виды животного царства.

По существу в приведенном фрагменте из знаменитого Предисловия к «Человеческой комедии» выражено кредо Бальзака приоткрывающее тайну его творческого метода. Он систематизировал человеческие типы и характеры, как ботаники и зоологи систематизировали растительный и животный мир. При этом, по словам Бальзака, «в великом потоке жизни Животность врывается в Человечность». Страсть — это все человечество. Человек, считает писатель, ни добр, ни зол, а просто рождается с инстинктами и наклонностями. Остается только как можно точнее воспроизвести тот материал, который дает нам сама Природа.

Вопреки традиционным канонам и даже формально-логическим правилам классификации, писатель выделяет три «формы бытия»: мужчин, женщин и вещи, то есть людей и «материальное воплощение их мышления». Но, видимо, именно это «вопреки» и позволило Бальзаку создать неповторимый мир своих романов и повестей, который не спутаешь ни с чем. И бальзаковских героев тоже не спутаешь ни с кем. «Три тысячи людей определенной эпохи» — так не без гордости характеризовал их сам писатель.

«Человеческая комедия», как замыслил ее Бальзак, имеет сложную структуру. Прежде всего, она подразделяется на три разновеликие части: «Этюды о нравах», «Философские этюды» и «Аналитические этюды». По существу же все главное и великое (за небольшим исключением) сосредоточено в первой части. Именно сюда входят такие гениальные произведения Бальзака, как «Гобсек», «Отец Горио», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок» и др. В свою очередь, «Этюды о нравах» делятся на «сцены»: «Сцены частной жизни», «Сцены провинциальной жизни», «Сцены парижской жизни», «Сцены военной жизни» и «Сцены сельской жизни». Некоторые циклы остались неразвернутыми: из «Аналитических этюдов» Бальзак успел написать только «Физиологию брака», а из «Сцен военной жизни» — авантюрный роман «Шуаны». А ведь писатель строил грандиозные планы — создать панораму всех наполеоновских войн (представьте многотомную «Войну и мир», но написанную с французской точки зрения).

Бальзак претендовал на философский статус своего великого детища и даже выделил в нем специальную «философскую часть», куда среди прочих вошли романы «Луи Ламбер», «Поиски Абсолюта», «Неведомый шедевр», «Эликсир долголетия», «Серафита» и самый известный из «философских этюдов» — «Шагреневая кожа». Однако при всем уважении к бальзаковскому гению следует совершенно определенно сказать, что великого философа в собственном смысле данного слова из писателя не получилось: его знания в этой традиционной сфере духовной жизни хотя и обширны, но весьма поверхностны и эклектичны. Зазорного здесь ничего нет. Тем более что Бальзак создал свою собственную, не похожую ни на какую другую, философию — философию человеческих страстей и инстинктов.

Среди последних самый главный, по бальзаковской градации, — это, конечно, инстинкт обладания. Безотносительно от того, в каких конкретных формах он проявляется: у политиков — в жажде власти; у дельца — в жажде наживы; у маньяка — в жажде крови, насилия, угнетения; у мужчины — в жажде женщины (и наоборот). Безусловно, Бальзак нащупал самую чувствительную струну человеческих побуждений и поступков. Данный феномен в разных своих аспектах раскрыт в различных произведениях писателя. Но, как правило, все аспекты, как в фокусе, концентрируются в любом из них. Некоторые же воплощаются в неповторимых бальзаковских героях, становятся их носителями и олицетворением. Таков Гобсек — главное действующее лицо одноименной повести — одного из знаменитейших произведений мировой литературы.

Имя Гобсека переводится как Живоглот, но именно во французской вокализации оно стало нарицательным и символизирующим жажду наживы ради самой наживы. Гобсек — капиталистический гений, он обладает поразительным чутьем и умением увеличивать свой капитал, безжалостно растаптывая при этом человеческие судьбы и проявляя абсолютный цинизм и аморализм. К удивлению самого Бальзака, этот высохший старикашка, оказывается, и есть та фантастическая фигура, которая олицетворяет власть золота — этой «духовной сущности всего нынешнего общества». Впрочем, без названных качеств капиталистические отношения не могут существовать в принципе — иначе это будет совершенно другой строй. Гобсек — романтик капиталистической стихии: ему доставляет истинное наслаждение не столько получение самой прибыли, сколько созерцание падения и коверкания человеческих душ во всех ситуациях, где он оказывается подлинным властелином людей, попавших в сети ростовщика.

Но Гобсек — и жертва общества, где царствует чистоган: он не ведает, что такое любовь женщины, у него нет жены и детей, он понятия не имеет, что такое доставлять радость другим. За ним тянется шлейф из слез и горя, разбитых судеб и смертей. Он очень богат, но живет впроголодь и готов перегрызть горло любому из-за самой мелкой монетки. Он — ходячее воплощение бессмысленной скупости. После смерти ростовщика в запертых комнатах его двухэтажного особняка обнаруживается масса прогнивших вещей и протухших припасов: занимаясь под конец жизни колониальными аферами, он получал в виде взяток не только деньги и драгоценности, но всевозможные деликатесы, к которым не притрагивался, а все запирал на замок для пиршества червей и плесени.

Бальзаковская повесть — не учебник по политэкономии. Безжалостный мир капиталистической действительности писатель воссоздает через реалистически выписанные персонажи и ситуации, в которых они действуют. Но без портретов и полотен, написанных рукой гениального мастера, наше представление о самом действительном мире было бы неполным и бедным. Вот, к примеру, хрестоматийная характеристика самого Гобсека:

Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью — пепельно-серые. Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим козырьком потрепанного картуза. Острый кончик длинного носа, изрытый рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу. Говорил этот человек тихо, мягко, никогда не горячился. Возраст его был загадкой «…» Это был какой-то человек-автомат, которого заводили ежедневно. Если тронуть ползущую по бумаге мокрицу, она мгновенно остановится и замрет; так же вот и этот человек во время разговора вдруг умолкал, выжидая, пока не стихнет шум проезжающего под окнами экипажа, так как не желал напрягать голос. По примеру Фонтенеля он берег жизненную энергию, подавляя в себе все человеческие чувства. И жизнь его протекала так же бесшумно, как сыплется струйкой песок в старинных песочных часах. Иногда его жертвы возмущались, поднимали неистовый крик, потом вдруг наступала мертвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку.

Несколько штрихов к характеристике одного героя. А у Бальзака их были тысячи — по нескольку десятков в каждом романе. Он писал денно и нощно. И все же не успел создать все, что замыслил. «Человеческая комедия» осталась незавершенной. Она сожгла и самого автора. Всего планировалось 144 произведения, не написано же — 91. Если задасться вопросом: какая фигура в западной литературе XIX века самая масштабная, мощная и недосягаемая, затруднений с ответом не будет. Это — Бальзак! Золя сравнивал «Человеческую комедию» с Вавилонской башней. Сравнение вполне резонное: и впрямь — есть в циклопическом творении Бальзака нечто первозданно-хаотическое и запредельно-грандиозное. Разница только одна:

Вавилонская башня рухнула, а «Человеческая комедия», построенная руками французского гения, будет стоять вечно.