Вместо эпилога - Ардебильский самородок - Кямал Ходжар оглы

Кямал, нарви немного тута, я буду варить компот", - это моя мама кричит мне из окна. Она привычно проводила папу на работу, успела сходить на базар и, сидя на балконе, начинает чистить зелень, сортировать фрукты и собирается готовить обед и, конечно же, фирменный компот из абрикосов, алычи и тута. Кастрюля с компотом потом будет остывать на окне маленькой кухни.

На дворе, как вы догадались, лето. Мне 13 лет, я закончил шестой класс и балдею, как и мои сверстники со двора, на каникулах. Хотя ещё рано, многие уже проснулись, в том числе из-за звука пионерского горна. Это я - горнист нашего пионерского лагеря, с фирменной приставкой "городского типа", сделав свою "работу", уже сижу на тутовом дереве и наслаждаюсь только что дошедшим до кондиции черным тутом.

Тутовое дерево - это символ нашего двора, также, как и пёс "Бобик", который притворяясь, что спит под деревом, строго блюдет, чтобы ненароком чужой человек не вошёл во двор. Бобик - рыжий и хотя уже не молодой, сохранил удивительное чутье на посторонних людей, знал всех дворовых наизусть. Если он вдруг днем или ночью залаял, значит во дворе незнакомец.

Пока я собираю тут, под деревом на скамейке, постоянно выкрашиваемой в зелёный цвет, сидят дядя Миша Лебедев и его жена тётя Нюра. Для нас - детей она тётя Нюра, а взрослые называли ее просто Кума. Они каждое утро, начинали с этой скамейки, с которой просматривался весь двор.

Кума - это барометр дворовой обстановки, знаток всех новостей и происшествий. Мою маму она, как, впрочем, и все соседи, называет Шафига и иногда просит сварить плов для своих гостей или на день рождения единственного сына Юры.

Несмотря на схожесть с барометром, Кума - доброжелательная, спокойная женщина, не прочь пропустить вместе с мужем рюмочку-другую. Так, ее внезапно покрасневшие щеки выполняли, в свою очередь, роль барометра рюмочки.

Лебедевы занимали две небольшие комнатки в углу двора, одна из них находилась в небольшом палисаднике, который они делили с соседями-украинцами по фамилии Клющниченко.

В палисаднике дядя Костя, отличавшийся явным хохлятским акцентом, выращивал чудесные розы, аромат которых разносился по двору. Он всякий раз, в конце учебного года срезал эти розы и давал нам отнести учителям в школу.

Клющниченко болел за киевское "Динамо" и азербайджанцев почему-то называл не иначе, как "персюками". Он мне часто говорил: - "Все вы персюки". В целом был добрый мужик.

Перед их окном стоял топчан, на котором его жена - тетя Маруся хранила банки с солёными огурцами и помидорами собственного приготовления. Иногда она вдруг начинала причитать о том, что у нее не хватает той или иной банки, которые мы тырили. Нас выручало то, что тётя Маруся подозревала в пропаже соседей Лебедевых, главным образом Куму, с которыми были не совсем хорошие отношения из-за маленького палисадника. Они никак не могли поделить его поровну.

Наш большой, закрытый со всех сторон, замкнутый двор состоял из двух частей: верхний двор, где находились двухэтажный дом старой постройки с длинным общим балконом и примыкавшие к нему пристройки с левой и правой стороны.

И нижний двор, который мы называли новый двор, с четырёхэтажным домом офицерского и технического состава Каспийской флотилии, его судоремонтного завода СРЗ-23. Именно благодаря командованию флота и был организован во дворе пионерский лагерь, где я был горнистом.

Если на верхнем дворе на "стрёме" сидела Кума, то истинным "хозяином" нового двора был комендант дома флота, бывший боцман, суровый дядя Андрей Ермошин, который восседал на чугунной скамейке и погонял нас своей клюшкой, так как хромал на одну ногу. Его невестка тётя Лена по утрам мела двор, готовя его, в том числе для деятельности пионерлагеря.

Летом жизнь нашего двора конечно же концентрировалась вокруг пионерлагеря. Но прежде чем описать этот уникальный организм детско-юношеского отдыха в масштабах города, хотелось бы поближе познакомить читателя с жителями нашего большого общего двора.

Начну со старого двора. Лебедевы и Клющниченко олицетворяли его левый фланг. К ним примыкали Шитовы - глава семейства дядя Ваня, его жена тетя Катя и два сына Петр и Виктор. В моей памяти они остались как удалые русские мужики, схожие с бурлаками, спустившимися с Волги матушки на Каспий.

Подвыпивший дядя Ваня любил играть на баяне и кричать: "Третья Баиловская горит". Так называлась наша улица, переименованная затем в ул. Тимченко в честь морского пожарника, погибшего при ликвидации возгорания на нефтяной вышке на Каспии. После смерти Ивана Шитова во дворе ещё какое-то время жил Виктор с взбалмошной женой Тоней и дочкой Аллой. Петр обитал где-то в городе.

Справа от Шитовых был ещё один палисадник обрамлявший квартиру Погосовых: хозяин - не общительный дядя Яша, с большой кудрявой головой, его женой - неприветливой тетей Аней и такой же колючей, как мать, дочерью Тамарой или просто Томой. Под стать им собака-сучка, визглявая "Белка", которая охраняла от детей алычовое дерево, росшое в палисаднике. Хотя появившийся позже в этой семейке муж Томы - кировабадский армянин Лева оказался общительным и добрым парнем, прекрасно говорившим на азербайджанском.

Не менее характерными и разношёрстными жильцами был заселен двухэтажный дом, на фасаде которого красовались цифры 1913, что свидетельствовало о годе его постройки. Архитектура была традиционной для того времени: квартиры представляли собой соединяющиеся по прямой комнаты - по две на первом этаже и по три на втором, на общий балкон которого вела деревянная лестница снизу. Типичная картина для большинства бакинских старых дворов.

Жильцов на втором этаже называли "балконские". Причем нумерация квартир начиналась со второго этажа и первую из них занимала наша семья. Официальный адрес которой выглядел так: ул. Тимченко, дом 16, кв. 1.

Всего балконских было пять семей. Наша семья была самой многодетной - у меня было четыре брата и три сестры. На момент, когда я собирал тут для маминого компота, кроме папы и мамы, нас дома было четверо: Эльмира, Назим, Севиль и я. Эльмира работала в издательстве "Азернешр", Назим ходил на курсы шоферов, куда его направил Военкомат, а мы с Севой отдыхали на школьных каникулах и наслаждались дворовым пионерлагерем.

Старший брат Сейфулла учился в Москве на дипломата, Рамиз служил в армии, причем в Баку в спортроте. Играл в футбол за армейскую команду "Красный Восток", которую тренировал знаменитый Артем Фальян. Ругия и Явер создали семьи и снимали квартиры недалеко от нас, у них уже были годовалые малыши - Фикрет и Фуад.

На балконе царила в целом добрая и веселая обстановка. Наиболее комичным персонажем был дядя Карапет Серебряков, живший с женой тетей Наташей и тремя дочерями в другом конце балкона в квартире номер 5. Их старший сын по имени Рантик уже давно уехал в Ригу, где плавал на судах радистом. Карапет и тетя Наташа неплохо говорили по-азербайджански и были с нами в очень хороших отношениях.

Их часть балкона покрывал виноградник, тянущийся снизу, с первого этажа, но никогда не плодоносящий.

Наш папа, иногда по-доброму подкалывавший Карапета, однажды ночью незаметно привязал нитками несколько гроздей к его винограднику.

Проснувшись утром и увидев гроздья винограда, Карапет закричал от радости. На крик выглянули другие балконские. Папа сидел перед нашей дверью, пил чай на топчане как ни в чем не бывало и наблюдал как сосед пытается сорвать гроздья. Когда тот увидел нитки и лицо папы он все понял и сказал: "Ay Hoccat, besti de zarafat eledin".

У Карапета была особенность много гулять по улицам с опущенной головой: он постоянно искал деньги и, что интересно, нередко находил. О его этой напасти ходили легенды и соседей мучал вопрос, сколько же всего денег нашел Карапет за свою жизнь.

Рядом с Серебряковыми жили Шамаевы - Иван Иванович, чудеснейший, культурнейший человек, его жена, странноватая тётя Сара и два сына Алик и Гера - ровесники и друзья моих страших братьев и сестер. Иван Иванович был мастер на все руки, преподавал труд в нашей школе и даже организовал кукольный театр во дворе, где куклы папье-маше мы изготовили сами под его руководством. У него было хобби готовить домашний квас, которым он угощал всех балконских.

Тетю Сару я запомнил вечно возившуюся с внуком Вовочкой, которого подарил родителям Алик. Внучек плохо ел, и бабушка упрашивала его весьма оригинальным способом: "Вовочка, последняя ложечка, честное пионерское". Мишка Крикоров из второй квартиры прозвал его "Вовочка-Кадымлар" из-за сходства имени бабушки с певицей Сарой Кадымовой.

Мишка в отношении Шамаевых отличился не только по Вовочке. Дело в том, что Гера был любителем рыбной ловли и подводной охоты. Вообще был классный, улыбчивый парень. Как-то однажды, он готовил снасти на балконе и собирался на море. Кто-то из соседей спросил его, что опять на рыбалку. Мишка возьми да ляпни: "Он идёт ловить рыбу в школе из бочки в дамском туалете". (Поясню: в нашей школе в этой бочке дежурные мыли тряпки для вытирания классной доски.)

Этого было достаточно, чтобы Гера взорвался и побежал за Мишкой, но поймать не смог. Мишка затем был избит матерью и долгое время Гера с ним не разговаривал.

Слева от Шамаевых была квартира Барановых: дядя Валя, тётя Люся, их дочь Гала и три сына - Гена, Юра и Сергей, с которыми я и мои братья Рамиз и Назим были очень близки. Дядя Валя любил выпить. Приходил с работы постоянно "поддатым", садился на кушетку и злобно озирался по сторонам. Хотя обычно люди в подобном состоянии бывают добрыми и весёлыми. Но у него такая вот была странная специфика.

В противоположность Валентину Баранову отец Мишки Крикорова дядя Гриша практически не употреблял. И когда в очередной раз дядя Валя хмуро сидел на балконе, дядя Гриша на своей мандалине играл "По долинам и по взгорьям", как бы демонстрируя, что не боится злобного взгляда соседа.

Приближается вечер, во дворе, в пионерском лагере проходит последняя линейка. Я выхожу на улицу и жду отца, который, возвращаясь из очередного района, по пути заезжает домой чтобы передать гостиницы. Не знаю, что он сегодня привезёт. Если из Сабирабада, то громадный арбуз, если из Сальян - то свежую рыбу. Затем он помчится на автовокзал, а оттуда в гараж.

Словом, жизнь продолжается!